Дышать невозможно, давит на уши, глаза совершенно отказываются фокусироваться на чем-либо. Тело не слушается, будто сжато в тугом металлическом доспехе. И отчетливый металлический же привкус во рту. Ни черта не видно! Мо попытался моргнуть, с трудом, но получилось. Напряг зрение, и вдруг словно пелена спала с глаз, и они прозрели. Только вот мозг наотрез отказался обрабатывать открывшуюся картину.
Под ним расстилалась светло-серая равнина, озаряемая то тут, то там багровыми всполохами. Над ним было нечто черно-лиловое, что язык не поворачивался назвать небом. А в центре этого “неба” ворочалось и пульсировало, словно какая-то гигантская опухоль... “солнце”. Цвета, который был чернее черного – Мо это ощутил каким-то шестым чувством. Понял, что он просто не в состоянии различить истинный цвет “солнца”. И это было благо, потому что страшно Мо стало, как никогда в жизни. Он как-то враз понял, что находится в месте, которому он совершенно чужой. Он не может существовать здесь – тут он глух, слеп, он не может ни жить, ни дышать в этом. Рыбе на суше было бы комфортнее, человеку без скафандра в космосе было бы теплее. Почему он как-то еще был здесь – вот что являло собой огромную загадку. Но скоротечная конечность его пребывания в этом месте была абсолютно неизбежной – он это четко понимал.
Взгляд (Мозг? Какое-то неведомое чутье? Мо не понимал, как вообще ориентируется в этом пространстве) уловил движение. Внезапно, словно в глазах у него оказался вдруг встроенный многократный мощный оптический “zoom”, картинка стала наезжать на него, наплывая, закрывая страшное пульсирующее “солнце”, и Мо во всей красе увидел жителя этих мест. И вот тут жутко стало совсем непереносимо.
Оно отдаленно напоминало человека. По крайней мере, были примерно схожи пропорции – туловище, по паре верхних и нижних конечностей, голова. Но еще были крылья – небольшие, перепончатые, как у летучей мыши. Глаза – наверное, это глаза? если в верхней части головы? – на отростках, и вращались во все стороны. То, что должно, по логике, быть ртом, вызывало чувство омерзения, отвращения, до рвотного спазма. Существо, лишенное какого-либо подобия одежды, сидело на вертикальной стене огромного серого здания – хотя Мо уже не был уверен в том, что правильно оценивает пропорции, и, возможно, стена не отвесная, а наклонная. Но все равно, существо на стене до ужаса напоминало муху – крыльями и тем, как оно сидело вопреки силе тяготения. Стебельки повернулись в его сторону. “Вот и все” – мелькнула отчаянная мысль. Мо огляделся в последний раз. Только сейчас увидел и понял, что, оказывается, он болтается в воздухе, словно в каком-то прозрачном коконе, между “небом” и “землей”. Хоть полетал напоследок...
Тут под ногами снова качнулся лед. Под ногами?! Лед?! Прощальный пинок Потана! Потана?! Его же предупреждали! Мо зажмурился. Он сможет уйти отсюда, он просто забыл. Забыл, дурак, идиот, о чем его предупреждал Потан! Ну, давай, уходи отсюда, Мо! Ты сможешь. Вспомни, кто ты!
Он вспомнил. И смог.
После. Лидия и Али.
- Лида. Лида. Лидочка!
- Али?!
- Да, это я.
- Где ты?! Почему я тебя не вижу?! Я ничего не вижу!
- Потому что ты не можешь видеть. Вообще. И меня... тоже.
- Где я?! Где ты?! Где мы?!
- Долго объяснять. Вернись в свое тело, Лидия. Оно сейчас в коме. Вернись туда, Лида.
- Али... Любимый...
- Вернись, Лидия! Я уже не могу, а ты вернись. Ты нужна там. Ты нужна нашему сыну. Пожалуйста, вернись.
- Но как же?.. А ты, Али?!
- Вернись, любимая. Я потом, если смогу, еще поговорю с тобой. Возвращайся, родная...
- Али!!!
Тишина в ответ.
Бледно-голубые глаза внезапно открываются. Встречаются с потрясенным взглядом мужчины напротив.
- Лидия Кирилловна! Хвала Всевышнему! Наконец-то!
Она не может сказать ничего. Разучилась говорить. И сухо во рту невозможно. У нее есть рот, губы, язык, оказывается. Сказать не может, и жестами не может показать – сил нет в руках. И руки у нее есть, оказывается...
- Пить? – священник понял ее, неизвестно как, но понял. – Сейчас, сейчас!
Осторожно приподнимая голову, поит ее.
- Али...
- Нет, нет, это я, отец Владимир, ваш друг. Вы были больны, сильно больны, Лидия Кирилловна. Но теперь, хвала Всевышнему, все в порядке!
- Не Всевы... – плохо слушаются губы и язык. Сглатывает, переводит дыхание. – Не Всевышнему хвала. Это Али... – Тут она снова замолкает. И продолжает лишь после заметной паузы: – Впрочем, и Всевышнему тоже.
- Конечно, – с серьезным видом кивает священник. – Конечно. Вы обождите, я сейчас в больницу позвоню.
Она хочет возразить, но сил нет. Все путается в голове. Али... Любимый мужчина. Муж. Что с ним?! Страшно. Два чувства владеют ею: страх и бессилие. Она снова прикрывает глаза, слушая шаги выходящего из комнаты отца Владимира. Что-то случилось в мире, пока она была... Пока ее не было. Что-то ужасное, просто ужасное. Она должна узнать. Где бы взять силы?!
- Вот Магомед обрадуется! – отец Владимир снова вернулся в комнату, с полной кружкой воды.
Лидия устало приоткрывает глаза.
- Магомед? Кто это?
После. Михаил, Лина, Тамара и Мунира.
- Михаил Ильдарович! – ему приходиться прервать объяснения у доски – в класс заглядывает Вера Сергеевна, учительница русского языка и литературы.
- Что случилось?
- К телефону вас. Что-то срочное!
- Спасибо, иду. Илюхин! – уже от двери, обращаясь к главному дебоширу класса. – Приду – тебя к доске вызову задачу решать. Так что сидеть тихо и решать, ясно?