Гении места или Занимательная география (СИ) - Страница 12

В общем, попьют они чаю и разойдутся по своим делам. Даже за колючей проволокой, в этом мире суровых, циничных и жестоких людей, жизнь идет своим чередом. И в ней есть свои радости и беды, триумфы и поражения. Так же, как и по другую сторону от забора.

А там, по другую сторону колючей проволоки, в селе, в это время идут уроки в школе. И дочка старшей сестры-хозяйки сидит на уроке математики, смотрит в окно. За окном обманчиво яркое солнце. Обманчиво, потому что на улице минус двадцать. По их меркам это уже тепло, хотя ночью еще привычно за тридцать. Они живут в одном из самых холодных мест на планете. Но думает Мунира не об этом. Математика – это ужасно скучно. Подперев щеку ладонью, девочка вспоминает рассказы матери.

Кифэйи прочно связаны со своей Обителью и не могут существовать без нее, даже покидать надолго не могут. Чтобы покинуть Обитель, Хранитель должен создать димфэйя. Димфэй – это энергетический двойник кифэйя, существует он недолго, от нескольких дней до недель. Именно димфэй позволяет Хранителю покидать свою Обитель, в первую очередь для того, чтобы увидеться с родными.

Мунира видела раз, как мама создает димфэйя. Удивительно и совсем не страшно. Сам процесс Мунире мать не дала посмотреть, сказала – рано еще. Но результат, димфэйя она видела. Облачко серебристого пара, слегка похожее на человека. Так в мультиках часто изображают привидения. Может быть, то, что люди считают привидениями, на самом деле – димфэйи? Мунира качает головой своим мыслям. Вряд ли... Димфэйи не могут существовать долго.

Создавать димфэйев учат сразу после инициации, так говорила мама. Но способности к созданию таких энергетических двойников у каждого индивидуальны. Говорят, есть такие кифэйи, кто так и не освоил эту науку. И живут всю жизнь, привязанные к своей Обители, не покидая ее. Ужас-то какой! Мунира вспоминает тот раз, когда мама создавала димфэйя. Тогда они ездили в гости к папе.

Отец живет далеко, очень далеко. Они с мамой добирались к нему долго, почти двое суток. Сначала автобусом до Якутска, оттуда самолетом – восемь часов ждали летной погоды. А потом еще пересадка, еще один аэропорт, а там... там их встретил папа. Папочка, папуля. Она плакала, когда увидела его. Плакали все тогда, и родители тоже. Мунира увидела отца первый раз в жизни. Ей было шесть лет. Он ее видел до этого один раз, но она была всего двух месяцев от роду тогда и, разумеется, не помнила об этом.

Папа живет там, где тепло. Там почти нет зимы, там солнце. Много-много фруктов, целый фруктовый сад. Мунира помнит, как первые несколько дней не могла отойти от деревьев. Айва, персики, алыча, черешня. Мунира залезала на старую разлапистую айву и просто сидела, глядя на сад вокруг. Тепло, негромко жужжат насекомые. Пахнет удивительно – сладко и, одновременно, терпко. Вкусно. Папа говорит, что очень красиво весной, когда сады цветут. Все вокруг белопенное и нежно-розовое. И запах такой, что голова кружится.

А какие вкусные фрукты! Она в жизни таких не видела и не ела. Да она, кроме яблок, и не видела-то ничего толком. А здесь даже яблоки другие. А уж черешни она объелась до температуры и красной сыпи. Но даже об этом Мунира сейчас вспоминает с радостью. А еще папа возил ее на море, настоящее, теплое. Синее. Хотя называется оно Черным. Это было так здорово – как в сказке. А потом сказка кончилась, и надо было возвращаться назад, уезжать от отца. Было больно – она до сих пор помнит...

- Демакова! Я тебя спрашиваю!

- Ой...

- Опять мечтаешь на уроке? Похоже, придется вызвать мать в школу!

Мунира смущенно утыкается в тетрадку. Будь ты хоть трижды Хранителем, а если маму вызовут в школу, то ей, Мунире, не поздоровится. Кифэй, не кифэй, а маму лучше не сердить.

А в лагерях не жизнь, а темень тьмущая, кругом майданщики, кругом домушники...

До. София.

Паб пустует – на острове мертвый сезон. Немногочисленные наблюдатели за миграцией перелетных птиц уже покинули свои посты. Любители орхидей, как и велотуристы, появятся через месяц или немного раньше. Поэтому в полутемном помещении сейчас тихо. Девушка за стойкой привычными движениями протирает блестящую темную поверхность из массива дуба и медные носы пивных кранов, обернувшись, поправляет бутылку абсента, имеющую, на ее придирчивый взгляд, микроскопический крен в идеально ровном строю стеклянных емкостей у нее за спиной. Перегибается через барную стойку, чтобы так же придирчиво оценить непривычно прямую линию барных табуретов все из того же массива дуба. Все идеально, все готово к приему гостей.

Она уже собирается пройти на кухню и посмотреть, что там, как дверь в паб открывается. Сразу отчетливо слышным становится шелест дождя. Вновь вошедший стряхивает капли с зонта, потом цепляет его ручкой за вешалку, туда ж отправляется плащ.

- Хозяйка на месте, что не может не радовать!

- И тебе здравствуй. Ян. Давно не заходил, – девушка выходит из-за стойки навстречу посетителю, привычно подставляя щеку для поцелуя. – Чем так занят был?

- Ох, и правда, давно я не был, Софи, – Ян после поцелуя отстраняется, придерживая девушку за плечи. – Забыл, какая ты красавица. Новый костюм?

- Нравится? – она поворачивается вокруг себя, кружится, давая разглядеть аккуратные, одна к одной, мелкие складки на плиссированной, красной с тонкими черными, белыми и зелеными полосами, длинной юбке. Поднимает руки, расправляя пышнейшие рукава снежно-белой блузки с украшенными вышивкой манжетами.

- Красота! А это что – брошки такие?

- Руки! – смеется она, уворачиваясь от его пальцев, которыми он пытается потрогать серебряные бляшки, украшающие ворот и застежку рубахи.