До. Фарид.
В мастерской теперь совсем тесно. С трудом удалось уместить в ней и трелевочный трактор, и харвестер. И надо же им было сломаться одновременно!
Он разбирал топливный насос, ругаясь вполголоса. На то, что техника изношена и постоянно ломается. И что у трактористов, как на подбор, руки растут совсем не из того места, откуда положено бы им расти, нажимной диск сцепления так покоробить – это ж суметь надо. И еще – что трелевочник дохаживает свои последние месяцы и скоро кардану придет полный абзац, а японский харвестер еще послужит, если тракторист Костя опять что-нибудь не отчебучит.
В общем, думал об обычном. Дверь мастерской стукнула.
- Фарид ибн Петр, ау!
- Сам ты “ибн”!
- А, вот ты где! – вновь вошедший находит механика между двумя огромными машинам, сидящего на гусенице.
- Как дела?
- Я сказал – когда будет трактор готов? – Фарид не поднимает головы.
- Во вторник.
- Ну, так во вторник приходи и спрашивай.
- Фарид, у меня же там дело-то стоит! А весна не за горами. Все, сезон заканчивается. Надо успевать!
- Я при чем? – тон Фарида демонстративно ровен.
- Да ты-то не при чем... – вздыхает начальник бригады лесозаготовителей. – Ну, может, тебе кого в помощь дать? Костя сейчас все равно без работы...
- Все, что мог – Костя уже сделал!
Бригадир смущенно крякнул.
- Ну, пусть хоть гайки покрутит... Там ума много не надо...
- Пусть он себе что-нибудь открутит лучше! А я в своей мастерской никого к технике не подпущу. Я за ремонт отвечаю – вот и буду все делать сам.
- Но время-то идет... – заныл бригадир.
- Не нравится – вези в Туринск.
- Упрямый ты, Фарид, – вздыхает его собеседник. – Но руки у тебя золотые. Ладно, не буду мешать.
- Бывай, – невозмутимо кивает молодой механик.
Из мастерской выбрался только в полпервого ночи – беда с этими топливными насосами. Шел по темным улицам, под ногами скрипел свежевыпавший снежок, лениво перегавкивались псы на его негромкие шаги. С Дачной свернуть на Заречную, а потом вот она – его родная улица Культурная.
Дома с тоской посмотрел на стол с радиооборудованием, где ждал-дожидался его наполовину собранный приемник. Нет, не сегодня. Первым делом мы испортим самолеты, то есть, трактора, а уж приемники... приемники потом.
Мировой эфир приветствовал его тишиной и треском помех. Ничего. Неправильно сделал что-то? Подстроил частоту. Все равно ничего. На крышу слазить, антенну поправить? Час поздний, да и лень выходить из дому. И вот, когда он уже думал, что черт с ним, завтра, на свежую голову разберется, он услышал.
Рука дернулась сама, выворачивая регулятор, сметая частоту, пока мозг полупарализованно корчился от этого звука. От того, что было в нем.
Фарид уставился на приемник, будто тот мог ответить и пояснить. А потом резко встал со стула и отошел от стола. Словно испугался чего-то. Может быть, ему почудилось? Может быть, это какое-то искажение, просто помехи так причудливо передал динамик? Сколько он слышал звук? Секунду, не больше. Трудно оценить сейчас. Почему-то очень трудно. Всего мгновение какое-то он его слышал. Но, отчего-то казалось, он его слышал одновременно бесконечно долго. Мучительно, бесконечно и беспросветно долго. Да что с ним такое?!
Вышел на улицу. Тихо, звездно, безветренно. В голове всплыло какое-то совершенно старорежимное слово – благолепие. Благолепно вокруг. А у него не пойми с чего трясутся пальцы, когда прикуривает. Вдыхает горький дым и запах мазута от пальцев – не отмывается никак. И успокаивается потихоньку. Ему почудилось, померещилось. Это усталость, недосыпание – вот заело его собрать этот чертов приемник, по ночам работал. Или канифолью обдышался. В общем, не слышал он ничего. А что за частота-то была? Вот же псих придурочный, настройки свернул. Надо бы попытаться снова найти. От мысли, что может опять услышать этот звук, его как-то вдруг шарахнул ледяной озноб, никак не связанный с тем, что он стоит в накинутой на плечи легкой куртке при минусовой температуре.
Закурил еще одну. Озноб прошел. Да и было бы из-за чего трястись? Морок, глюк. Оказывается, у кифэйев тоже бывают галлюцинации. Как и вредные привычки. Он вот три года назад как начал курить, так и продолжает.
Вернулся в дом, долго смотрел на радиоприемник. Осторожно покрутил ручку настройки. Тишина, бормотание, кажется, по-китайски, снова тишина. Треск. Ничего. После недолгих раздумий завалился спать. Предварительно нацепив на голову наушники, подключенные к приемнику, и запретив себе думать о том, что будет, если?..
Проснулся Фарид от того, что захлебывается. Захлебывается собственными рвотными массами. Резко перегнулся с кровати – его выворачивает поздним ужином пополам с кровью и желчью. И лишь после того, как желудок полностью освобождается от содержимого, Фарид догадывается сдернуть с головы и отшвырнуть в сторону наушники. В которых неизвестно уже сколько времени – этот звук. В которых... шепчет голос.
Слабость такая, что встать с кровати невозможно. Чтобы свернуть частоту на приемнике. Чтобы грохнуть о стену сам приемник. А потом пойти, выпить воды, чтобы отбить горько-соленый привкус во рту. Покурить, в конце концов! Но на все это нет сил. Может только голову повернуть и посмотреть на смутно угадываемые в полумраке на полу наушники. Ему кажется, будто он даже отсюда, с кровати, слышит...
Это будто придает ему сил. Помогая себе руками, встает, колени дрожат. Но сил хватает обойти наушники и резко крутануть регулятор частоты у стоящего на столе приемника. Это приносит ложное чувство безопасности. Но вот дальше идти не может и обессилено падает обратно на кровать. Лежит так какое-то время, просто лежит в изнеможении, будто тащил тяжесть на себе или бежал долго.