Скупая океанская огромная слеза умоет наши лица просветленные...
До. Алия.
Детский пальчик с нажимом упирается в белый прямоугольник.
- Нет, нет, Настя, не стучим! Палец должен подпрыгнуть от клавиши. Вот как ты. Умеешь прыгать?
- Да, – кивает девочка.
- Покажи.
Ученица, довольная возникшей нежданно-негаданно паузой в уроке, встает с места и с увлечением принимается прыгать на месте.
- Ну вот, а теперь представь, что палец – это ты, а клавши – пол. И покажи, как ты прыгаешь.
Урок продолжается. Этюд звучит все более уверенно.
А за окном по стыкам рельс проходящей совсем недалеко от школы железной дороги отбивают стаккато вагоны. Тук-тук, тук-тук, тук-тук... Поездам положено звучать в таком темпе, они не могут по-другому. И они исполняют эти свои дорожные этюды день и ночь. Ритмично. Безупречно. Город так и живет, засыпает и просыпается под стаккато вагонных колес, под фортиссимо тяжелых составов, прокатывающих через станцию.
А потом вдруг вступает гром. Его раскатистое крещендо заставляет вздрогнуть и учительницу, и ученицу, и урок прекращается сам собой. В классной комнате резко становится темно, взлетает от окна белое крыло тюля. Порывом ветра стукает оконная рама.
- Алия Алиевна, можно, я домой пойду? У меня голова разболелась...
- Куда ты пойдешь, Настенька? Сейчас дождь пойдет.
- Я быстро добегу, я же рядом живу! Ну, пожалуйста-а-а...
- Хорошо, иди. Быстренько давай, пока не полило.
А потом Алия стоит у окна, наблюдая, как под крупными тяжелыми каплями проседает снег во дворе школы. Гроза разыгралась не на шутку. Да и виданое ли это дело: гроза в конце марта?! Грозы – гостьи майские, ну, в крайнем случае, апрельские. Но чтобы зимой? Что-то странное творится с погодой.
Гром рокочет всей сильнее, небосвод расчерчивает ослепительно-белый изломанный автограф молнии. И Алие представляется вдруг, что гроза – это не просто гроза, природное явление. А где-то там, наверху, существуют огромные существа, состоящие из воздуха, влаги и разрядов электричества. И сейчас они... сражаются. И люди, тут, внизу, на земле, видят отголоски этих сражений. Или, может быть, эти существа не сражаются, а, например, предаются любви? Своей, непонятной стороннему разуму, нечеловеческой любви. И раскаты грома, вспышки молний – это отзвуки этого акта, единственное, что доступно видеть и слышать здесь, на поверхности земли. Вспоминаются верования в различных религиях: Зевс-Громовержец, пророк Илия, Перун. Наверное, древние люди перед лицом грозы чувствовали то же самое, что и Алия сейчас – присутствие чего-то сильного, могучего, нечеловеческого высоко в небе, над собой, над всеми ними, над землей. Но то, что простительно людям, жившим сотни, тысячи лет назад, ей, кифэйю, совсем не приличествует. И, тем не менее...
Гроза кончается так же внезапно, как начинается. И вот уже в воздухе тихо и влажно, пахнет, как и положено поле грозы – озоном. В кабинет заглядывает Вячеслав Алексеевич, скрипач. Недолгий разговор, немного о том, о сем. Успехи и неудачи учеников, погода, подготовка к выпускным экзаменам. Ну, а потом можно идти домой, только осторожно – на улице наверняка очень скользко. Алия идет, не торопясь, дорогой здоровается со многими – городок небольшой, всего-то двадцать тысяч жителей по последней переписи. Школа музыкальная в городе одна, и Алия Алиевна Машкова, преподаватель по классу фортепиано, знакома с каждым десятым, наверное. Улицы полны людей, все возвращаются с работы, Алия тоже. По пути успевает зайти в магазин, там еще переговорить с мамами двух своих учениц. Дома – ужин на скорую руку, телевизор, книга на ночь. Обычный день, ничем не отличающийся от многих прочих разве что погода сегодня удивила грозой. Засыпает она безмятежно. Но на следующее утро не просыпается.
Всем, кто ложится спать, спокойного сна...
После. Мо, Мика. Лина, Михаил, Фарид и София.
София сообщила, когда прилетает, Михаил собрался ее встречать. Раздумывал, творить ли димфэйя или сойдет и так – уезжает же он ненадолго. Магомед убедил его:
- Не надо.
- Думаешь? Я вот не уверен.
- Давай, я попробую... вместо тебя... и вместо димфэя.
- А так можно?!
- Вот и проверим, – белозубо усмехнулся Мо.
Михаил засомневался, но решил поверить и проверить. Уже на полдороге к Благовещенску понял: покойно на душе так, словно за спиной остался его энергетический двойник. Значит, так можно, и Мо справляется. А с другой стороны, в свете того, что происходило в последние пару дней... Так ли уж это важно? Эх, если бы они знали: зачем все это? К чему эти ритуалы, правила, неукоснительного соблюдения которых от них требовали с самой юности. Делай так, только так, обязательно так. Не объясняя, зачем и почему. А теперь... Имеет ли это все смысл теперь? И имело ли оно смысл раньше?!
Вернулись они с сестрой только уже глубокой ночью, скорее, даже ближе к утру, привез их как раз Селезнев-старший на своем “газике”. Денис в городе, и пока все в том же состоянии. Но родные продолжают надеяться на благополучный исход. Да они всем селом надеются!
Михаил никак не ожидал, что его с таким нетерпением ждали. Лина бросилась к нему, как к родному.
- Миша, наконец-то! Они свели меня с ума! Фарид разговаривает сам с собой, эти двое постоянно грызутся!
- Ничего подобного! – все трое хором.
У Михаила такое ощущение, что он и дома как на работе.
- А вот... прошу любить и жаловать – моя сестра, София. Она Тариг.
София спокойно и непринужденно знакомится со всеми, но свежеобразованное сообщество кифэйев понимает, какова истинная цена этого спокойствия. Они могут вполне себе представить, каковы они были оба – и София, и Михаил, при встрече в аэропорту. Но это только их, и останется между ними. А теперь они все вновь садятся за стол. Никто и не думает ложиться спать, им есть что обсудить. София еще раз подробно рассказывает то, что увидела дома у Лидии Кирилловны. Мо лицом мрачен, как темнота за окном, лишь под скулой с оттяжкой бьется подкожно нервное напряжение. А потом каждый еще раз рассказывает свою историю, подробно, в надежде – а вдруг упущены какие-то детали? А вдруг вот сейчас они поймут, что все-таки случилось? С ними, с их родными?